На краю земли - Патрик О`Брайан

— Во время моей прогулки, вернее карабканья, я встретил мистера Бучера, — продолжал отец Мартин, услышав, как капитан Обри пошлепал по залитой дождем поляне. — У него тоже имеются башмаки, и он поднялся почти до самого истока ручья. Он очень подробно расспрашивал о вас, сказал, что в восторге от моего отчета и готов тотчас же прийти на помощь, как только у вас появится избыточное давление или состояние дискомфорта. Но он также говорил о корабле, причем таким образом, что мне стало совсем не по себе. Похоже на то, что где-то к западу есть гряда рифов или полузатопленных островов. Гряда имеет большую протяженность, что-то около сотни миль, и «Сюрприз», по его словам, не мог не налететь на нее.

— Возможно, мистер Бучер превосходный хирург, но он не моряк.

— Может, и так, но он ссылался на общее мнение офицеров «Норфолка».

— Я бы не стал предпочитать их мнение мнению капитана Обри. Ему известно о существовании этих рифов — он упоминал о них, когда мы обсуждали своеобразный характер прилива, — однако капитан вполне уверенно говорил о возвращении корабля.

— А мне и невдомек, что он знает о них. Для меня это утешение, большое утешение. Теперь я снова не тревожусь ни о чем. Позвольте мне рассказать о моей прогулке. Мне удалось достичь находящейся на склонах обнаженной почвы. Именно там, где можно перейти через ручей, текущий по узкому каменистому руслу из обломков обсидиана и трахита, я встретил мистера Бучера, который согласен, что остров явно вулканического происхождения. Именно там я увидел птицу, которую принял за водяного пастушка, не умеющего летать, хотя она, возможно, просто промокла.

На острове промокло все, все было пропитано влагой. Там, где на очень крутых склонах росли деревья, древовидные папоротники, подлесок, произошли оползни, и ручей превратился в широкую реку густой грязи и всякого мусора, которая впадала в лагуну.

Путь Джека Обри пролегал по ее левому берегу, заваленному стволами деревьев и вывороченным и подмытым кустарником. Вдалеке он увидел капитана Палмера. Сняв треуголку, британец воскликнул:

— Добрый день, сэр. — В ответ Палмер поклонился и сказал что-то о том, что «ветер меняет направление против часовой стрелки, и, возможно, снова пойдет дождь». Такого рода обмен мнениями, иногда повторявшийся два раза в день, был их единственным способом общения в течение последующей недели. В целом это была унылая неделя: шел проливной дождь, благодаря которому ручей стал полноводным, но надежды на рыбную ловлю не сбылись. Растительная пища, которую собирали поблизости, закончилась. Расколовшиеся кокосовые орехи и поврежденные плоды хлебного дерева стали быстро гнить из-за влаги и тепла. Моряки «Сюрприза» принялись распускать на пряди тросы и спешно изготавливать из них рыболовные снасти. Но лагуна превратилась в грязное болото, и большинство обитателей ее покинули, хотя некоторые из них, не успев во время убраться восвояси, теперь разлагались в зловонных лужах. Однако продолговатые серые акулы никуда не исчезли, что делало рыбную ловлю с помощью невода и наметки чрезвычайно опасной, поскольку у зубастых тварей была привычка заплывать в очень мелкие места. Впрочем, с помощью наметки не удалось поймать ничего, кроме плавающих древесных обломков. Даже после того, как матросы с большим трудом перевернули вниз килем баркас и вышли на нем в лагуну, положение улучшилось ненамного: почти всю рыбу, которую удавалось поймать, выхватывали вместе с крючком и снастью акулы, а те экземпляры, которые удалось у них отбить, представляли собой снулого вида, распухших рыб с мертвенно-бледными колючими спинными плавниками. По словам Эдвардса, одного из китобоев, знатока южных морей, плавники этих рыб ядовиты, да и все прочее не очень-то полезно. Рыбная ловля с рифа при отливе приносила лучшие результаты, но там были свои сложности: приходилось преодолевать большие участки, покрытые жалящими кораллами и множеством морских ежей; вонзаясь в босые ноги, их острые шипы обламывались, причиняя сильную боль. На двух матросов, которые искали съедобных моллюсков, напали мурены, которые их покусали, как собаки, а безобидные на первый взгляд рыбки, напоминавшие морских окуней, какие водятся у острова Хуан-Фернандес, у тех, кто их ел, вызвали красную сыпь, черную рвоту и временную слепоту. Многие матросы хромали: хотя они привыкли бегать по палубе босиком, от гладких досок подошвы их ног не огрубели (башмаки они обычно надевали, лишь когда влезали на мачты) и поэтому вскоре были изрезаны шипами, вулканическим стеклом и коралловыми породами.

Несмотря на дождь и почти непреодолимые заросли и колючие вьющиеся растения, из-за которых было затруднительно ходить босиком, люди, понуждаемые голодом, а то и страхом, все-таки ходили по острову. В четверг Бонден сообщил капитану:

— Сэр, этот малый, Хейнс с «Гермионы», который хотел заложить своих корешей, боится, что они узнали об этом и хотят его прикончить. Он спрашивает, нельзя ли ему перейти к нам.

Джек Обри едва не вспылил, но затем подумал и сказал:

— Ничто не мешает ему соорудить себе шалаш в лесу неподалеку от нас, где он может прятаться до тех пор, пока не придет корабль.

Тем, у кого имелась обувь, ходить по лесу было проще, поэтому отец Мартин и доктор Бучер встречались довольно часто. Бучер оказался человеком дружелюбным, весьма разговорчивым; во время этих встреч капеллан выяснил, что экипаж «Норфолка» надеялся на приход русского военного корабля, который, как стало известно, исследовал центральную часть Тихого океана, или появление одной из полудюжины китобойных шхун из Нью-Бедфорда или Нантакета, промышлявших в здешних водах. Однако, хотя эти планы, на которые они возлагали такие надежды, были совершенно неопределенными, из досок потерпевшего кораблекрушение судна американские моряки намеревались построить шлюпку, на которой офицер и два-три лучших матроса добрались бы до Хуахивы, чтобы запросить там помощи. После того как пассаты задуют со своим обычным постоянством, плавание, даже с учетом длинного зигзага в обход опасных западных рифов, составило бы всего лишь около четырехсот миль — сущий пустяк по сравнению с вояжем плававшего в этих же водах капитана Блая протяженностью в четыре тысячи миль. Но у них было очень плохо с инструментами — они имели лишь небольшой ящик, который выбросило на риф какой-то шальной волной. Корабль же только что начал разваливаться: до сих пор им удалось снять с него лишь крышки люков, из которых соорудили почти бесполезный рыбачий плот.

К концу недели дождь пошел на убыль; перейти через верховья ручья стало проще, и все больше моряков с обеих сторон стали сталкиваться друг с другом. Это привело к первым неприятностям. Подобно остальным китобоям, Эдвардс был чрезвычайно озлоблен тем, что янки сожгли «Бесстрашного Лиса», и когда он встретил американца, то обозвал его сучьим потрохом, черномазым сифилитиком и огрел палкой. Недолго думая, американец пнул обидчика в пах. Через некоторое время их разняли плотник и один из его приятелей, после чего американец удалился, слыша вдогонку крики «Янки-пудель!» и «Держись своей гребучей стороны ручья!», поскольку экипаж «Сюрприза» считал само собой разумеющимся, что вся территория по эту сторону потока принадлежит им. Ручей казался как бы естественной границей, поскольку в тот же день чуть ниже по течению высокий американский мичман с рыжей бородой прогнал со своего берега Блекни, заявив, что если тот еще раз вздумает воровать их припасы, то будет изрезан на наживку.